тянусь, и соски ее послушно торчат. На миг в голове чернеет. До чего же отзывчивые. Не могу натрогаться.
— Это немного совсем, — тихо говорит она и не смотрит на меня.
— Угу, — целую, успокаиваю. — Но можно больше. Я ж… Хорошо ведь тебе. Я перегинать палку не буду.
Очень постараюсь. Но убей хочу, чтобы она дальше мне давала так. Невмоготу хочу. Это же идеально для нас. На людях и на серьезных щах может мне по мордасам давать. Пускай ее тоже боятся, что даже на меня наехать может. Но тут, в постели…
— Давай потом об этом поговорим, — шелестит она. Губами подбородок мне ласкает.
Передавил, слишком рано. Но не отчуждается.
Когда она с детдома возвращается, оказывается, ей пора на свадьбу марафет наводить.
Я пока с усатым жлобом частично потолковал, закинул удочку про участки рядом, что он нам с Алисой мог бы продать. Старикашка сразу же упрямничать принялся, ну я готов к этому был.
Приберегу козырь на завтра. Когда уже точно с Алисой перетолкуем, тогда и дожму этого Скруджа.
Он сегодня целый день придумывает, чем нам всем срочно нужно заняться. И с канализацией проблемы, карточка банковская не работает, и чуть ли не пожар сейчас начнется, если проводку не починить.
Я ему даже запасы фильтрованной воды заказываю, и сам тащу, чтоб не жаловался. Усатый смотрит из-подо лба недовольно.
Как собираемся выходить к машине, так я все не пойму. Вроде Алиса постоянно платья и более открытые надевала. Она сегодня до боли в глазах охуенная. Лицо намазано, это да, но все равно не въезжаю.
А как приходим на свадьбу, ясно становится что старикашка выделывал. Пускать нас не хотел.
Потому что все в Васильках уже в курсе, что я убил директора детдома.
Улыбки из себя выдавливаю, как из пустого тюбика зубную пасту.
Со мной все приветливы и разговорчивы, а Кулака любо стороной обходят, либо игнорируют. Только несколько мужиков, как ни в чем не бывало, руку пожали, словами перекинулись.
Парочка клуш испуганный вид изображают.
Сидим на кошерных местах, в гуще событий и веренице салатниц. Видимо, никто не ожидал, что я посмею с Кулаком прийти.
От каждого громкого звука еложу на стуле. Невидимые иглы в кровь ныряют со стороны спины. Немыслима подобная несправедливость. Сначала они решили, что он витрины в центре обстрелял, теперь — что бедного директора дома грохнул.
Как же так. Ненавижу, ненавижу, что они все на Васю думают, хотя я виновата! Я это сделала.
Точнее, Матвей сам виноват.
Почему про факт убийства выплыло, а про обстоятельства нет.
Нет, так этого не оставлю!
Поворачиваюсь к Васе, а он расслабленный сидит. Ну, как для себя. Вообще, злой, но собранный. Как обычно.
Его происходящее вообще никак не задело.
За ухо пару раз меня кусанул властно прямо при всех. И вино мне белое нашел, да и еще чтобы со льдом.
Мне кусок в горло не лезет. Вокруг глаза одни недружелюбные в его сторону.
Между прочим, он после выходки с комендантским часом дороги кое-где помог залатать и светофоры новые установил. Везде!
Могли бы и поблагодарнее быть всем поселком!
Я танцую с двумя знакомыми, от вежливости отказать не могу. Потом два куска торта лопаю — шоколадный! — и один увесистый Ване берем домой.
На свадьбе еще встречаем Артема — братка, что с коровой помогал. Он, оказывается, приударяет за продавщицей фруктовой лавки. Но Вася не спешит с ним контактировать или даже на перекур пойти. Он на редкость необщительный человек. У меня такое впечатление, что Кулак общается только с теми, кто на него работает. И со мной теперь еще.
Я бы в такой стрессовой ситуации вцепилась в любого знакомого.
К моему удивлению, на обратном пути Вася пребывает в заметно мрачном настроении.
Я готовлю десятки речей, чтобы сгладить неприятный вечер и его впечатления. В конце концов, я готова во всем признаться. Еще хочу его расспросить о делах в полиции, потому что, оказывается, Петренко сняли с должности. Что весьма странно — тот не вывалил всю грязь в люди. Догадываюсь, Кулак запугал мудака, но надо знать подробности.
Когда в пристройку заходим, я уже готова продуманное толкать.
Только нагибаюсь, чтобы босоножку сначала снять.
А Кулак меня борзо подхватывает, и к себе разворачивает.
— Все на тебя пялились! На твои ноги! Это что такое?
На… мои ноги? Обычно на мою грудь смотрят. Ноги мои особого интереса не представляют.
— А что такое? — смеюсь я. — Ну что ты злишься. Это же платье обычной длины!
— Вот именно, — укачивает меня в хватке ужасающе мощных рук. — Вот именно! Это что такое.
— Ты что ли гардеробом решил моим заняться?
Чмокаю его, хотя внутри готова уже кое-кому популярно объяснить, чем чреваты такие выкрутасы. Он мне еще мой внешний вид тут будет мониторить. Мамонт! Двадцать первый век на дворе.
— Нет, конечно! — злится и еще больше укачивает. — Но не одевайся так на люди! Если вдвоем куда-то отдельно идем только.
— Еще чего! — фыркаю я. — О чем ты вообще думаешь? Отстань от моей одежды.
И хватаю его за нос.
Большой, ширококрылый носяра.
И дергаю.
За столешницу трюмо хватаюсь ладонями со смехом. Кулак меня только что в воздухе перевернул и перед зеркалом поставил, слегка нагнув.
Поднимаю глаза на его отражение, а он тяжело дышит, как бык. Смотрит на меня жадно и на грани.
А потом за ляжку прощупывает, кожу жмакает урывками. От натиска я судорожно выдыхаю, пытаясь руку его рассмотреть.
— Стягивай тряпку, — гнусавит он.
И он не шутит. По коже блажь раскатывается, как под напором теплой воды. Я теряюсь в неожиданных ощущениях, и обнаруживаю, что руки мурашками покрылись.
Тяну ворот вниз, вываливаю грудь кое-как. Стыдно становится, но и … хорошо. Будоражаще. Приспускаю платье до бедер. Боюсь глаза поднять.
Моя рука касается длинных пальцев на моих ногах, и начинает трястись. Оказывается, все это время легкие почти не работали.
Я задушено вскрикиваю, когда Кулак рвет платье на части. Он целует мне спину, губами бесцеремонно и жадно прихватывая кожу над лопатками. Я пытаюсь разогнуться, а он меня полностью прогибает.
— Это что такое, — басит мне в ухо, но тут же «пострадавшим» носом трется. — Еще мне в лицо нападаешь?
— Я не нападаю, — выталкиваю я
